В Бишкеке 17 июня впервые с сольной программой выступит кларнетист и дирижер с мировым именем, лауреат множества международных конкурсов Валентин Урюпин. Незадолго до своего выступления именитый музыкант ответил на вопросы корреспондента News-Asia.
– Валентин, когда в вашей жизни появился кларнет?
– Мне всегда нравились духовые инструменты. Я родился в маленьком городе, и педагог там был только по кларнету. Так что, можно сказать, что у меня просто не было другого выбора. Когда мне исполнилось 9 лет, я поступил в Московскую центральную музыкальную школу, которая предполагает обучение музыкантов высокого уровня. С этого момента, я думаю, и началась моя история как музыканта.
– Чем, на ваш взгляд, отличается профессия музыканта-исполнителя от дирижера?
– С одной стороны, всем, а с другой – ничем. Всем, потому что это совсем разные профессии. Если же посмотреть на это иначе, то любой вид музицирования – это работа с музыкой и с людьми (публикой, музыкантами). Это попытка заглянуть в себя и ответить на те вопросы, на которые мы не можем или боимся ответить в обычной жизни. Музыка – это ни в коем случае не просто воспроизведение звуков. Это попытка понять, кто мы такие, что мы из себя представляем. И нужно признать, что это не всегда самый простой путь как для музыканта, так и для слушателя. Когда ты играешь на инструменте, то также причастен к той трансцендентальной энергии, что содержит в себе музыка. Просто когда ты дирижируешь, то ты еще и являешься неким посредником между композитором, оркестром и публикой.
– Всегда хотел узнать, не преследует ли музыкантов перед выступлением страх, что он может ошибиться или забыть ноты?
– Если говорить о моей деятельности, то, даже для академического музыканта, она весьма многоплановая. Я очень много дирижирую в театре. Оперы – это одно, балеты – совсем другая история. Также я дирижирую много симфонических концертов и играю на кларнете как солист в камерных ансамблях. И все, что я сейчас перечислил, играется с нотами под рукой. Дирижер, как правило, работает по нотам. Другое дело, что симфоническую музыку я обычно дирижирую наизусть – Бог наградил меня неплохой памятью. Что касается кларнета, то что-то играю по нотам, а что-то – наизусть. Если посчитать, то за те более одной тысячи концертов, которых я дал за всю жизнь, я ошибался два раза. И то очень ловко выкручивался – остановки не было, и многие этого просто не заметили. Однако для многих музыкантов это больной вопрос. И бывали самые разные случаи. Но сейчас в мире преобладает тренд, что все больше играют по нотам. А ноты у музыкантов – это не просто голый текст: каждый исчерчивает их своими пометками, знаками, отмечает, где нужно сделать тот или иной акцент и т.д.
– Многие любители музыки говорят о том, что энергия, которую зритель получает на живом концерте, не может сравниться с прослушиванием записи. Так ли это?
– Здесь есть две стороны медали. Я замечаю по себе, что не так часто хожу на чужие концерты, так как я делаю по много перелетов в месяц, постоянно работаю. Но когда мне удается посетить концерт, даже если он будет не идеален с точки зрения техники музыкантов, не совсем отрепетированный, меня все равно не оставляет ощущение того, что происходит нечто захватывающее, ты присутствуешь при рождении музыки. Поэтому на концерты необходимо ходить. Что же касается музыкальной звукозаписи, то я глубоко убежден, что настоящий художник, имея возможность записать диск, должен продемонстрировать на записи не сиюминутное вдохновение, как на концерте, а безупречное исполнение, каким оно могло быть в идеальных акустических, психологических и иных условиях. Если у артиста есть четкое прочтение, интерпретация того, как он, например, хочет исполнить симфонию Бетховена, то в записи он должен оставить свое видение произведения, свою трактовку. Отношение к записи у меня очень серьезное. Но думаю, что для слушателя всегда будет интересно и сходить на концерт, ощутить живое дыхание исполнителя, и послушать запись и вникнуть в концептуальные смыслы того, что исполнитель хотел сказать.
– Слушаете ли вы какую-либо другую музыку, кроме академической?
– Я чувствую большую привязанность к джазу, к самому разному – и больших оркестров 30-х годов, и к более концептуальному послевоенному джазу, к современному, который вбирает в себя элементы рока, старинной и народной музыки. Очень люблю хорошее голливудское ретро, киномузыку 30-50-х годов. Мне по душе такой жанр, как crossover – типичное направление для нашей постмодернистской эпохи, которое само, по сути, не создает ничего нового, но вбирает в себя черты самых разных стилей. Я не поклонник рок-музыки – меня к ней не приобщали с детства, как, например, многих моих московских друзей. Хотя два года назад я дирижировал мировой премьерой симфонического произведения по мотивам творчества группы Pink Floyd, в которой были использованы очень много песен из ранних альбомов группы. Очень люблю средневековую музыку. В ней, кстати, есть много общего с рок-музыкой – мощь, драйв. Если вернуться к академической музыке, то ведь и Вивальди – классическая музыка, и, например, Леонид Десятников, ныне живущий композитор, – тоже классическая музыка. И вот за эти три-четыре века написано столько произведений, что их невозможно прослушать за всю жизнь. И в рамках собственно академической музыки мне более комфортно.
– Вы бываете во многих странах мира. Как вы считаете, людей, любящих классическую музыку, становится больше?
– Любовь к классической музыке развивается и приобретает несколько другие формы. Сейчас людям проще посмотреть какой-то ролик на YouTube, чем прослушать оперу или симфонию. Как сказал выдающийся дирижер Юрий Темирканов, в 19 веке люди готовились к походу на концерт всю неделю. Это было ритуалом, сродни посещению храма. А сейчас человек весь день работал, потом как был, в чем был, так и пошел вечером послушать симфонию. Может быть, его мысли связаны с работой. В таких условиях будет трудно переключиться на прослушивание протяженного во времени произведения. Но параллельно с этим идет другой процесс. И как ни странно, его инициатор – молодые люди, в первую очередь, из России. Появилось поколение, которое рвется в музеи, театры, на концерты. Это люди, которые поняли, что высокое искусство неотделимо от современности, от того состояния, в котором находится наше общество. И есть прямая зависимость между культурным багажом человека и тем, кто он есть. Сейчас в России имеются совершенно бескомпромиссные люди, которые не то что не боятся сходить на двухчасовую симфонию Малера, а мечтают об этом, специально ради этого едут в другой город. В Европе же все несколько иначе. Концертная аудитория у слушателей академической музыки исторически очень большая, но к классике люди приходят значительно позже. Среди зрителей превалируют седые головы. В российских мегаполисах, и это не только Москва, Санкт-Петербург, но и Пермь, Казань, Новосибирск и другие города, выросло поколение, которое хочет смотреть вглубь, искать ответы на серьезные вопросы. И я очень хочу, чтобы этот великолепный процесс актуализации академического искусства перешел и на остальные страны, в том числе и на Киргизию. И пока существуют проекты, подобные тем, что организует общественный фонд «Prima», у меня есть большая надежда на то, что и здесь молодежь тоже осознает (а может, уже осознаёт) кровную необходимость много знать и много чувствовать. Но для этого нужно давать серьезную, профессиональную и актуальную продукцию, в частности – музыку.
Напомним, что 17 июня 2015 года состоится закрытие концертного сезона 2014–2015, посвященное 175-летию со дня рождения Петра Чайковского. В концерте прозвучат произведения П.И. Чайковского, Дж. Россини, А. Розенблата, Й. Видмана.
Комментарии