/ СМИ

После того, как в республике прошел День защиты детей, отгремели праздничные концерты и были вручены все подарки от компаний, желающих пропиариться в СМИ, маленькие кыргызстанцы вновь остались один на один со своими наболевшими проблемами. Если проблему детского труда в КР решить пока невозможно, то наделить всех детей, нуждающихся в семье и крыше над головой, любовью, заботой и надлежащими теплом и уходом – вполне реально. Для этого с 2014 года действует проект «фостерные семьи». Это форма патронажного воспитания, когда несовершеннолетний ребенок или несколько детей, нуждающиеся в опеке, передаются для воспитания в приемную семью на платной основе. Государство оплачивает нахождение ребенка в семье и зарплату родителей, однако они не получают полных прав на ребенка и остаются подконтрольны органам опеки, хотя и имеют право в приоритетном порядке подать документы на усыновление.

В фостерные семьи были размещены с 2014 года 54 ребенка, сейчас в девяти из них воспитывается 17 детей, остальные воссоединены с родными семьями или переданы на усыновление. С января 2017 года программу взялось курировать Представительство Евросоюза в КР. До 2019 года планируется провести разъяснительную работу, обучить десятки семей и передать им детей, которые не могут находиться в родной семье. Корреспондент «МК» узнала о том, зачем нужно менять интернатную систему и собственными глазами увидела, как живут дети, которые попали в фостерные семьи.

Губительное равнодушие

Если говорить о мировом и европейском опыте, то за рубежом задумались о реформировании интернатной системы порядка 30 лет назад. Толчком к этому, в частности, стали исследования в Румынии, на тот момент имевшей после свержения режима Чаушеску переполненные детдома и интернаты, не менее чем 1500 человек в каждом. Во время этих исследований и позитронно-эмиссионной томографии мозга выяснилось, что у ребенка, находящегося в «казенном доме» не активируется часть участков мозга, которая отлично работает у его «семейного» сверстника. И после этого тема раннего развития у детей стала весьма актуальной – по принципу «будущее государства – это вложенные инвестиции в детей».

–  Нахождение в домах ребенка до 3-х лет просто убивает его. Если рядом нет постоянного взрослого, который не развивает мозг, получается «эффект Маугли». К 6 месяцам мозг достигает половины взрослого веса, и тут у ребенка появляется много шансов к его развитию, которое зависит от сенсорных факторов, факторов взаимодействия взрослый – ребенок, которых в семье достаточно, а в доме ребенка на 15-20 малышей приходится один воспитатель или нянечка. Малыш, чтобы привлечь к себе внимание, начинает совершать неадекватные действия – на плач в домах ребенка не реагируют. Он бьется головой о кровать, крушит все вокруг, неосознанно борется за внимание, как за способ развития своего мозга… К 8 годам мозг сформировывается полностью, и если ребенка не забрать до этого времени, налицо будет тот самый разрыв со сверстниками, и формирование концепции «я – плохой», – говорит Владимир КУЗЬМИНСКИЙ, руководитель проекта по реформированию сектора социальной защиты представительства ЕС в Кыргызстане. – Кроме того, множество невзгод в детстве приведут к токсическому стрессу, который также остается на всю жизнь… Функция интернатов заключалась в обеспечении физического выживания детей – если вы посмотрите на историю их создания. В 15 веке их открывали на территории монастырей и при религиозных учреждениях, чтобы сохранить население и новые поколения. Но шесть веков спустя детям нужно не только выживание, но и развитие и воспитание, что при действующей системе невозможно, даже силами воспитателей-энтузиастов, что работают в интернатах и детских домах. Зачем реформировать интернатные учреждения? В нашем регионе не принято, помимо прочего, говорить о том, что дети раннего возраста, содержащиеся в них, психологически начинают отставать от сверстников в семье. Кроме того, при этом не формируется привязанность между ребенком и родными, ребенком и матерью. По исследованиям Льва Выготского в начале 20  века и других ученых, этот фактор влияет на задержку когнитивных функций, социального поведения, эмоционального развития, которые не способны компенсироваться.

Что касается распространенного опасения по поводу «плохой генетики» у усыновляемых, то современные исследования его опровергают. Наука придает большее значение не генетике, а среде, куда попадает ребенок. После рождения нейронные связи мозга расслабленны, формирование новых связей или исчезновение прежних диктует опыт, при положительных условиях вариант с реализацией каких-то «генетических предрасположенностей» маловероятен.

Математика трагедии

Правильность отказа от интернатной системы подтверждена уже многими странами мира, ее подтвердили и 75 различных исследований, проведенных в последние годы в 15 странах – как Европы, так и бывшего СССР. Выяснилось, что помимо нагрузки на госбюджет и неэффективного использования средств (на одного ребенка, например, в КР в среднем выделяется 15-17 тысяч сомов в месяц, однако исключительно на него расходуется не более чем 15-25% от этой суммы, остальное съедают комуслуги, оплата труда сотрудникам, социальные отчисления, ремонт и прочие расходы), государство несет и косвенные траты. Ведь при выпуске молодые граждане страны, выходящие из стен детдомов и интернатов, имеют очень малый шанс влиться в общество и занять там достойное положение, как следствие пополняют асоциальные группы, на которые государство вынуждено выделять дополнительное финансирование. Причин этому множество. Начиная от того, что у вышедших из-под государственного крыла меньше возможности получить хорошее образование и несколько более низкий уровень знаний, чем у сверстников «извне». Выпускники «казенных домов» зачастую не имеют гарантированного жилья от государства и обречены на бездомность. За счет бытовой неприспособленности, привычки жить на готовом и малого уровня знаний о системе окружающего мира (даже самых элементарных, что вещи не сыплются с неба, для этого надо работать, а достойную зарплату новичкам ни в одной отрасли с ходу платить не станут) они легко пополняют ряды безработных и заключенных, алкоголиков и наркоманов. К тому же, у них нет примера перед глазами по построению семьи. Так, например, среди выпускниц интернатов и детдомов постсоветских России и Украины очень много родивших незапланированного ребенка до совершеннолетия, а после отказавшихся от него не только вследствие финансовых трудностей, но и от отсутствия связей и привычки привязанности, у которой не было возможности сформироваться на «казенной» почве. На детях этих девушек цикл повторяется – дом ребенка – детский дом – улица – дом ребенка… «Выбиться в люди» выходит у очень немногих. И именно благодаря отсутствию помощи от общества у вчерашних выпускников государственной интернатной системы так высок уровень смертности и суицида  – по Кыргызстану данных нет, зато в соседней России, к примеру, самоубийством заканчивает жизнь каждый десятый детдомовец или выпускник интерната.

Решить положительным образом это уравнение трагедии каждого из потерянных из-за несовершенства нынешней интернатной системы могли бы помочь фостерные семьи. Положительные примеры их работы есть уже в Кыргызстане. Чтобы можно было убедиться в правоте слов представителей проекта, для СМИ был организован пресс-тур, во время которого своими глазами можно было бы увидеть, как живут уже взявшие детей фостерные семьи в КР.

С чистого листа

Первая из семей проживает в Ыссык-Атинском районе. У неприметного по сельским меркам дома на пыльной улице нас ожидает комиссия из соцработников, из-за забора доносится мычание коров и квохтание кур. Это дом Айзады Аскаровой (фамилия и имя изменены, Авт.), куда одной из первых в республике прибыл фостерный ребенок – шестимесячная девочка по имени Людмила. Ее биологическая мать – алкогольнозависимая женщина, не имела постоянного места жительства, как и отец, за что была лишена родительских прав. На воспитание ребенка взяла Айзада, у которой на тот момент уже была взрослая старшая дочь, имеющая хорошую работу. Сама Айзада также имеет стабильный заработок. Она – частный предприниматель с тандыром и маленьким магазином, что по сельским меркам весьма неплохо. Сейчас девочка подросла – ей уже почти 4 года, правда, людей новых чурается и смущается перед камерами телевизионщиков. Однако, увидев подарки, оттаивает, начинает кокетничать и даже пытается поговорить с гостями – на кыргызском языке. Решив, что у девочки должна начаться другая жизнь, фостерная мама дала ей новое кыргызское имя, в переводе означающее – «чистая, непорочная». Дома они говорят на кыргызском, даже одета она в закрытую одежду, не как многие городские сверстницы – длинные штанишки, носочки и платье. Чтобы девочке было проще привыкнуть к сверстникам на улице и в частном садике, куда ее устроили, ей покрасили хной волосы в черный цвет. Сейчас, правда, они уже отросли, и Аруузат больше похожа на Машеньку из любимого детского мультика.

– Я долго мечтала о еще об одной дочери – мы посещали дома ребенка, детские дома… Наконец, когда моя старшая дочь встала на ноги, мы подали заявку на то, что хотим удочерить ребенка, в местные органы соцзащиты. Я прошла обучение на курсах, и мы встали на очередь. И вскоре у меня появилась младшая дочь – ей было всего лишь полгода, –  вспоминает Айзада. – Родственники поддержали меня, и одинаково любят обеих девочек, немного избаловали даже! Я работаю, слежу за бизнесом, и не могу все время проводить с Аруузат, потому и отдала ребенка  в частный детский садик – там малышку будут готовить к школе и учить русскому языку. Она уже знает цвета и названия животных и бытовых предметов… Будет владеть двумя языками – это же хорошо! Я думаю, что Аруузат останется со мной, скоро начну готовить документы на удочерение.

Со стороны государства каждая фостерная семья контролируется. И взять на воспитание сыновей и дочерей не так-то и просто.

–  Таких семей в нашем районе было три, однако в силу обстоятельств две семьи временно расторгли договор по состоянию здоровья фостерных родителей и семейным обстоятельствам, и дети попали в патронатно-адаптационые центры «Умут» и «Сюзен», – рассказывает Арина АСАНБЕКОВА, заместитель руководителя Ысык-Атинского районного управления соцразвития. – Но у нас есть также и две семьи, желающие участвовать в проекте, надеемся, что после обучения они не передумают. Итоговое решение об участии в проекте будет принимать комиссия министерства. Чтобы стать участником проекта, надо иметь надлежащие жилищные условия, заработную плату, собрать набор необходимых справок (о состоянии здоровья, о несудимости и другие), пройти комиссию и обучение – и только после этого кандидатура уйдет на рассмотрение. Если придет подтверждение, то в эту новую фостерную семью устраивается ребенок. В нашем районе приоритет за детьми, проживающими у нас и оказавшимися в трудной жизненной ситуации, в дальнейшем, возможно, мы будем помогать и детям других районов области и республики. По условиям договора мы раз в квартал посещаем семью, смотрим на ребенка, его условия проживания, оказываем психологическую поддержку. Так же ежемесячно происходит оплата пособия семье – 6 тысяч сомов государство выделяет на содержание и воспитание ребенка, и такая же сумма идет на зарплату родителям. Учитываются и другие расходы, в частности, коммунальные услуги, к примеру, на Аскаровых в 2017 году было выделено почти 69 тысяч сомов, Параллельно с этим ребенок стоит в очереди на усыновление. И фостерные родители могут подать документы на усыновление и удочерение, приоритет будет отдан им, если они  смогли найти с ребенком общий язык и хорошо о нем заботятся.

Многодетная мама

Вторая семья, к которой отправились журналисты, живет в Джети-Огузском районе. Там новый дом обрели три сестры: 7-летняя Ульяна, 5-летняя Ангелина и трехлетняя Лера. Все они попали к учительнице английского языка и воспитательнице семейного детдома «Келечек» Бермет Баялиевой ( фамилия и имя изменены, Авт.) после смерти родной матери от передозировки алкоголем. О том, кто была эта молодая женщина, нет практически никакой информации – ни фото, ни документов, ни информации о наличии у покойной семьи и родных. Никаких документов и у девочек не было, был только шок от случившегося и потребность со стороны соцзащиты срочно устроить сразу троих детей. В день похорон матери девочек привезли в дом к Бермет. На тот момент у нее был на руках и свой родной сын 9 лет.

– Сначала он не принимал их – месяца три он говорил, что не хочет ладить с девочками, уступать игрушки, и будет жить с бабушкой, не хочет делить маму. Но потихоньку он привык, даже не пытается особо побыть со мной, когда их нет рядом. Родственников я не поставила в известность, они были в шоке. А потом стали приходить по одному, помогать кто чем может, – делится Бермет. – Бывало у нас всякое, пока мы привыкали к друг другу, но быстро ладили – они все послушные, добрые и ласковые дети, не вредничают, не капризничают лишний раз. Проблем со здоровьем у них тоже нет, все хорошо. Я бы пожелала тем родителям, которые планируют взять детей в семью, как я, не бояться трудностей, это не страшно и не трудно. Знаете, я думаю, что виной такому большому количеству брошенных детей в детских домах – инфантилизм и безответственность: рожают и не думают о том, как воспитывать. Молодые девушки в силу возраста просто бросают детей, некоторые из них и сами выросли в детдомах. Может и мама моих девочек тоже была оттуда – не знаю.

По мнению Баялиевой, отдавшей годы воспитанию и образованию детей, система государственных интернатов – не самое лучшее, что можно дать детям, оказавшимся в трудной жизненной ситуации или же без попечения родителей и родственников.

– Мне доводилось работать и там, и в семейном детдоме, где жили до 18 детей при том, что он рассчитан на 12. Со своими выпускницами и выпускниками я поддерживаю отношения: две девушки вышли замуж за двух братьев из Кара-Балты. Были случаи, когда мои дети обращались ко мне за помощью, чтобы как-то устроиться в жизни. А к младшим воспитанникам хожу туда до сих пор в гости. В интернатах, конечно, есть режим, много штатных единиц персонала вокруг, но в семейных детских домах детям надо больше прилагать усилий и есть возможность еще чему-то научиться, – делится она опытом. – Там нет ни уборщиц, ни поваров, ни сторожей – только воспитатели на одну смену, например, сутки через двое. Перед уходом в школу каждый ребенок встает в шесть часов, должен заправить постель, прибраться в своем шкафу, помыть посуду – вдруг, пока они на уроках, нагрянет санэпидемстанция или иная проверка? Воспитатель тоже встает в пять утра, варит кашу и готовит все к завтраку. В итоге когда ребенок выпускается, он уже умеет все, что пригодится ему во взрослой жизни. Мои дети ходили со мной в магазин, они учились считать деньги и знают им цену, пусть даже это какие-то копейки на чипсы и мороженое. Они учились готовить и наводить порядок  в доме, по очереди дежурили. Мои девочки сейчас маленькие, но у самой старшей Ульяны есть свои обязанности. Она заправляет за собой постель, помогает на кухне.
 

Говоря о будущем подопечных, Бермет не может сдержать слез. Изначально она объяснила, что она им не мама, а они всего лишь гости, пока не найдутся новые родители, хотя девочки зовут ее «апа». В каждую из них она за это время вложила душу и силы, Леру и вовсе учила всему буквально – и говорить, и ходить, и держать ложку. Она попала к новой маме полуторагодовалой на момент заключения контракта. Девочка очень привязалась к Бермет – практически все время, что гостят в их доме журналисты и соцработники, она не слезает с рук, и просит дать ей грудь – привычка, оставшаяся у нее еще от первой мамы. Гражданский муж родной  матери и по совместительству биологический отец Леры пытался посещать девочек, но всегда в нетрезвом виде, что расстраивало всех. Бермет согласилась на встречи отца с детьми, но при одном условии: быть трезвым. Однако после этого мужчина почему-то больше так и не появился, как и другие родственники детей. Что будет с сестрами дальше – неясно. Содержать четверых детей, пусть даже и с помощью родственников – дело нелегкое. С работы пришлось уйти, чтобы следить за детьми. Бермет говорит, что хотела бы оставить сестер у себя, не отдавать, но понимает – не потянет! Дети, ведь, не игрушки, с которых вытер пыль и снова поставил на полку. Им нужно внимание и забота. Их необходимо кормить и одевать. Если бы немного подняли пособия, которые платят за каждого ребенка, и не снимали с выплат подоходный налог, оставляя чуть более 4 тысяч на содержание каждого, то, по словам Бермет, она бы точно смогла поставить на ноги их всех. Благо в селе и многое можно вырастить самим...

В Министерстве труда и социального развития «МК» заверили: семье Баялиевой может быть оказана дополнительная финансовая помощь, ее случай постараются рассмотреть в особом порядке, и девочки не покинут новый дом. А у других детей по всей республике появится шанс на будущее за счет развития системы фостерных семей.

Справка: По данным Минтруда и соцразвития на апрель 2017 года, в КР насчитывалось 130 229 детей-сирот или имеющих только одного родителя. Все сироты проживают в опекунских семьях, в интернатах и детдомах в большинстве случаев находятся «социальные сироты» и дети мигрантов. В общей сложности за три последних года кыргызстанцы усыновили 3 072 ребенка.

  На нахождение в фостерных семьях могут претендовать:
– дети лишенных родительских прав или ограниченных в родительских правах, а также осужденных и безвестно отсутствующих граждан;
– дети, экстренно изъятые из семей по причине физического, психического, сексуального насилия;
– дети, которых не могут обеспечивать необходимым родители по их состоянию здоровья;
– дети с ОВЗ;
– дети вместе с матерью, не достигшей 18 лет, могут также рассчитывать на прием в фостерную семью, и находиться в ней вместе с матерью до 3 лет.

  Помимо Конвенции о правах ребенка, которая не действует только в Сомали и в США, существует еще один общемировой документ – Руководящие принципы ООН по альтернативному уходу за детьми. Он был создан к 30-летнему юбилею Конвенции в 2009 году и предполагает усиление ее 20 статьи. «Альтернативное устройство», упоминаемое в документе – это воспитание ребенка не в кровной семье с родителями (опека, воспитание в интернате, семейном детдоме или фостерной семье). Однако семья в воспитании ребенка остается приоритетной, и государство должно оказать этому максимальное содействие. При этом соблюдается желательность преемственности воспитания ребенка и его этническое происхождение, религиозную и культурную принадлежность и родной язык, место проживания по возможности так же сохраняется. Основополагающий принцип – «семья подбирается ребенку, а не ребенок – семье». «Приемной семьей» для ребенка может считаться не кровная ему семья, состоящая из двух или одного родителя (матери или отца-одиночки), с которой заключен договор на содержание и воспитание ребенка (если его берут родственники – это считается опекой или попечительством). У приемной семьи не должно быть ряда болезней ( в частности, открытой формы туберкулеза), стабильный доход и жилищные условия, соответствующие мировым нормам. В некоторых странах в качестве приемной семьи могут выступить иностранцы, в Кыргызстане - нет.

Материал: Елена Короткова

Источник: газета Московский Комсомолец-Азия, 2017 год, № 25