В начале сентября 2020 года Таджикистан отметил День Независимости – 29-й по счету. Президент Эмомали Рахмон традиционно принимал поздравления от коллег из-за рубежа и поздравлял таджикский народ с обретением и удержанием независимости в условиях гражданской войны и экономических испытаний вслед за ней. Однако слова лидера нации о том, что его государство спасено от распада и гордо несет свою независимость, вызывают вопросы на фоне растущей зависимости республики от соседнего Китая. «Большой сосед» не только больше всех инвестирует в Таджикистан, но и участвует во всех стратегически важных сферах жизнедеятельности республики и за счет выданных Таджикистану кредитов является его крупнейшей страной-кредитором. По данным таджикского Минфина, к концу первого полугодия 2020 года Таджикистан задолжал Эксимбанку Китая 1 млрд 133,4 млн долларов США. Еще 40 млн долларов США он должен Китаю по иным проектам. В целом задолженность Поднебесной составляет более 36% от всего таджикского внешнего долга в 3 млрд 96 млн долларов США.
Интерес для Китая Таджикистан представляет не только как территория, овладев которой, можно получить доступ и в страны ЦА, и в Афганистан, и спокойно отступать в случае открытых столкновений НОАК с индийскими военными на спорных территориях в Ладакхе. Но и как богатая полезными ископаемыми страна. Горнорудная отрасль Таджикистана уже много лет включает в себя десятки китайских компаний с большой долей участия, и их число растет, как и объемы добычи разных ресурсов из таджикских недр. Например, по направлению добычи золота Таджикистан в 2019 году прорвался на 25% в сравнении с годом 2018-м, согласно данным Министерства промышленности и новых технологий Таджикистана. При этом во многих из золотодобывающих компаний страны, входящих в топ-5 лидеров, есть китайское участие. К примеру, в ключевой таджикской СП «Зарафшон» ( экс-Таджикский золоторудный комбинат) с 2007 года контрольный пакет принадлежит одной из крупнейших золотодобывающих компаний Китая ZiJin Mining Group Co.Ltd., выкупившей его у британской компании Commonwealth & British Mineral Ltd. Он составлял 75%, в 2018 году таджикские власти выкупили еще 5%, уравновесив свою долю до 30%. На СП «Зарафшон» приходится почти 70% от золота, добываемого в республике. С 2015 года китайская China Nonferrous Gold Limited ( экс-KrysoResourcesLimited) полностью управляет другим крупным месторождением и одноименным ОАО «Пакрут». А с конца 2019 года китайская ТВЕА начала разработку месторождений «Верхний Кумарг» и «Дуоба» в счет таджикского долга за строительство ТЭЦ «Душанбе-2». На работы таджикским властям китайский Эксимбанк выдал кредит в 331,5 млн долларов США, гасить его официальному Душанбе оказалось нечем, поэтому расплата произошла месторождениями: временно, пока с их помощью кредиторы не получат вложенное…Активно осваиваются и серебряные месторождения: одним из последних в пользование Китаю ушло, в частности, осенью 2019 года месторождение «Якджилва» к компании Kashgar Xinyu Dadi Mining Investment Company Ltd. Был у Пекина и Душанбе и проект по созданию крупнейшего в Центральной Азии завода по переработке сурьмы и золота. Проект государственного унитарного предприятия «TALCO Gold» и Tibet Huayu Mining Co должен был выдавать 300 тонн продукции в день, а таджикская сурьма составить от 10% до 30% от объема мирового рынка. Но пандемия заставила перенести запуск проекта на несколько месяцев и он должен заработать до конца 2020 года.
Еще одно направление, приоритетное для Китая – использование Таджикистана не как сырьевой базы, а как своего рода промзоны: в граничащие с ним страны Центральной Азии Китай понемногу пытается перевести неэкологичные производства. И если Кыргызстан пока избежал этой участи, то Казахстан не смог. Пекин и Нур-Султан в 2016 году со второй попытки подписали документы о «55 проектах» – переносе мощностей несырьевого сектора на казахскую землю сперва по линии ШОС, а потом по условной линии «ОПОП + госпрограмма «Нурлы Жол»». В процессе переговоров список усох и стал в итоговой версии размером в 51 совместное предприятие и объемом по минимальным оценкам в 26 млрд долларов США. Первые китайские бизнесмены, попавшие в РК по проекту, допустили ряд крупных нарушений казахского законодательства, санитарных и экологических норм. Чем вызвали народные возмущения и волну синофобии, после чего ряд проектов заморозили на разных стадиях, а ряд так и не начали воплощать. Не смог ее избежать и Таджикистан. После того, как в 1997 году здесь завершилась пятилетняя гражданская война, богатствами полуразрушенной страны и ее потенциалом площадки для своих производств заинтересовались соседи. И уже через 10 лет Китай запустил первые «грязные» предприятия на таджикской территории: заводы по выплавке металла, цементные заводы…И их число вместе с развитием Таджикистана не уменьшается. Только в столице республики Душанбе и близ нее, по данным эксперта по вопросам охраны окружающей среды, проектного директора ОО «Пешсаф» Умиджона Улугова, заводов по выплавке металла сейчас порядка 30. Экологические нормы на «грязных» предприятиях не всегда соблюдаются: виной тому не только коррупция, но и пробелы в законодательстве РТ, которые власти ликвидировать не спешат.
«Таджикистан в последнее время становится все более зависимым от китайских инвестиций и кредитов. Только перед Эксимбанком Китая суммарный долг Таджикистана составил, по данным Минфина, порядка 1, 1 млрд долларов США на 1 января 2020 года. И кредиты только нарастают с каждым годом. За них приходится платить, и платим мы, скорей всего, своими природными ресурсами и своим здоровьем», – отметил эксперт, выступая на недавнем летнем вебинаре «Экологические аспекты проектов «Пояс и Путь» в Центральной Азии», организованном казахской экологической ОО «Социально-Экологический Фонд». – «С заводами по выплавке металла были проблемы в 2012 году, и немного ранее. 27 августа 2008 года в газете «Asia-Plus» появилась статья о поэтапном загрязнении воздуха китайскими заводами по переработке металла на таджикской территории. Жители близлежащих домов жаловались на странные выбросы, которые приводили к тому, что даже белье, которое вывешивали сушить, было черным. Ряд НПО Таджикистана, в том числе и наша, обратились в Комитет охраны окружающей среды и прокуратуру. Комитет отреагировал молниеносно, была создана рабочая группа по проверки эффективности работы заводов, куда вошли и представители общественных организаций РТ, в том числе и я. Мы пошли на инспекцию завода в пределах города Душанбе, но нарушения были и с таджикской стороны: местные органы власти разрешили строительство домов на бывшей санитарно-защитной зоне. После гражданской войны, когда заводы остановили свою деятельность, дома там появились как грибы на поляне, а когда промышленные территории снова заработали, жители начали жаловаться на загрязнение… С китайской стороны тоже были вопиющие нарушения по разрешительным документам. Например, в документации оценки воздействия на окружающую среду там была указана одна печь, тогда как фактически их работало пять! С нашей точки зрения профильные органы недостаточно и несвоевременно контролируют данного рода предприятия, присутствуют факты получения взяток на уровне лиц и органов, принимающих решения. Кроме того, два закона вступают в коллизию: Закон РТ «О лицензировании отдельных видов деятельности» от 29 апреля 2004 года за № 535 и закон РТ «Об экологической экспертизе» от 22 апреля 2003 года за №20. Согласно закону о лицензировании лицензирующий орган дает разрешение и компания начинает работать, согласно закону об экспертизе же начать деятельность можно только после получения заключения экологической экспертизы…Это противоречие в законах не устранено до сих пор, хотя о нем говорили много раз и обращались с соответствующей просьбой в парламент Таджикистана. Есть проблемы и с неконтролируемыми выбросами, и с использованием специальных средств для фильтрации выбросов в атмосферу, что приводит к ухудшению здоровья таджикистанцев».
Не лучше ситуация обстоит и с цементным производством. Тем более, что эта отрасль почти вся находится под китайским контролем. Министерство промышленности и новых технологий республики в начале 2020 года отчиталось, что более 85% от выпущенных 4, 2 млн тонн цемента принадлежало китайско-таджикским предприятиям «Чунгтсай Мохир цемент», «Хуаксин Гаюр цемент» и «Хуаксин Гаюр Сугд цемент». Активный заход в эту отрасль начался Поднебесной в 2013 году и привел к росту выпуска цемента в РТ почти в 10 раз: в 2013 году республика выпустила его всего лишь 385 тыс тонн. При этом экологические нормы далеко не всегда соблюдаются на разных этапах производства – от выбросов, где могут содержаться оксиды азота, пыль, ртуть, кадмий, угарный газ, диоксиды серы и углерода, до утилизации твердых отходов производства. Нарушения пока не столь крупные, но в будущем для блага таджикистанцев их необходимо ликвидировать. Тем более, что цементные заводы республики могут стать местом, где по одному из экопроектов можно будет сжигать отходы (речь идет о некоторых ядохимикатах и пестицидах).
«Китайские заводы согласно выводу эксперта, который был доступен ограниченному кругу лиц, и скрывается профильным комитетом, безопасны для утилизации данного рода отходов. Но пока, к счастью, процесс не запустился, и мы считаем, что необходима его экспертная оценка плюс ОВОС. Мы проводим часто общественную инспекцию, разговариваем с местными жителями, и, так как у нас есть оборудование для определения уровня твердых частиц PM2.5 вне СЗЗ на жилых территориях, мы находим проблемы загрязнения со стороны китайских заводов. Но они не столь значительны, как загрязнение Душанбинского завода по выработке цемента, построенного в 1970-х годах и работающего до сих пор – это один из самых опасных объектов на территории Душанбе. Негативное его влияние немаловажно, тем более во время пандемии коронавируса», – констатирует Улугов.
Эколог считает: государство должно взяться за эти вопросы всерьез и не только ликвидировать правовые лазейки и несоответствия в законодательстве, но и усилить экологический контроль.
Комментарии